mid-euseyo

[pufpufpuf]

Для меня это работа как-то неожиданно появилась. И почему-то многое значит. Странное, неразборчивое...не до конца пока ещё, недодуманное. И к чертям ХЭ.


Название: mid-euseyo
Автор: HyunPuf
Персонажи: Ёнгук/Чунхон, Химчан
Рейтинг: R
Жанр: Слэш, ангст
Предупреждения: AU, OOC, небеченно
Описание: Странная история о мальчике Чунхоне вокруг которого было 2 человека. Вместе они образовывали треугольник. А внутри у Чунхона был образован бардак.
타블로 (Tablo) – 집 (Home) feat. Lee Sora


I.

Про счастье, советы и зелёнку.

У Чунхона имеется огромный бардак внутри себя. А ещё любовь к танцам, цели и Ёнгук. Всё это настолько разное, что иногда мальчик не понимает, как получилось так, что всё это взаимосвязано. Одно вытекло из другого и вот он - бардак.
По ночам Чунхон плохо спит. Это похоже на страх темноты. Так же обволакивает, даёт выдуманные уродливые образы и гонит в угол, под одеяло. Только темноты Чунхон совсем не боится, а вот оказаться вывернутым наизнанку в своей же постели уже страшно. Поэтому мальчишка тыкается носом в грудь Ёнгуку, в панике хватается за его плечи и часто-часто дышит.
Ёнгук не брезгует к чужим страхам. Поэтому заботливо прижимает к себе и терпит бесконечные ночные истерики без повода. Это и привычкой уже стало, и обнимать беззащитного Чунхона совсем не надоедает. Потому что Чунхона Ёнгук любит. Больной, взрослой любовью к больному взрослому ребёнку.
Чунхон действительно взрослый и постоянно болеет. Болеет своими непонятными ночными страхами и по-взрослому о них не рассказывает. Только жмётся к Ёнгуку и стонет сквозь крепко сжатые зубы, как от движущегося внутри острого лезвия.
Это у них так принято.

Днём они ходят в студию к Ёнгуку. Небольшая комната едва позволит разместить в себе и человек 10, но Чунхон умудряется танцевать и проделывать свои чуть ли не акробатические трюки, не задевая при этом многочисленные приборы, картонные коробки и клетчатый синий диван.
Ёнгук улыбается. Широко, открыто. Когда счастлив его ребёнок – счастлив он. А Чунхон действительно счастлив. Ему нравится эта маленькая комната, родной диван, общество Ёнгука и музыка, которую написал старший.
Всё это одна сплошная идиллия.

Когда Чунхон устаёт и жадно глотает газировку из магазина напротив, Ёнгук садится рядом на диван и садит ребёнка себе на колени. Они целуются долго, медленно, развязно. Так, что в затылках стучит от ярких ощущений, а в груди плещется раскаленное солнце. И Ёнгук понимает, что это любовь. Понимает каждый раз и сильнее обнимает Чунхона за талию. Последний стонет чуть пошло, игриво кусается и успевает улыбнуться на секунду-две. Всё у них как-то бесконечно хорошо.

Вечером, часов в семь, они идут в город. Они не держаться за руки, запихнув их поглубже в карманы, а только касаются друг друга плечами. Когда у Чунхона мёрзнут уши, они заваливаются в ближайшей супермаркет и Ёнгук катает своего ребёнка в тележке. У Чунхона ноги длинные, худые и Гук не сдерживается – гладит его острые колени. Мальчишка сидит к нему лицом и смотрит озорными глазами.
Ёнгук покупает ему хлопья и молоко.

А потом снова ночь.

____

Чунхон вдруг подхватывает простуду. У него высокая температура и необходимость завернуться сразу в два одеяла, потому что кости жутко ломает, выворачивает, а кожа и вовсе трескается. Всё это, потому что холодно, объясняет Чунхон. Ёнгук понимает, заставляет пить горькие таблетки, звонит Химчану и ложиться рядом, обнимая со спины. Чунхон скулит и медленно проваливается в темноту.

Химчан приходит через 30 минут. Усталый и взволнованный, он наспех разувается, суёт куртку Гуку и почти вбегает в комнату, где спит Чунхон. Когда Ким сам проверят температуру губами, поправляет одеяло и убирает намокшие волосы со лба мальчишки, то только тогда позволяет себе немного расслабиться и увести себя на кухню, где уже готов крепкий кофе.

- Хватит трахаться каждую ночь. Ты же не высыпаешься совсем, голова сейчас наверняка гудит… - негромко рычит Ёнгук и выливает свой кофе в раковину. Вторую чашку заварил автоматически.

- Ты Чунхона любишь? Вот и люби. А меня не трогай… Я взрослый мальчик. Сам разберусь. - Химчан отпивает сразу половину, обжигая горло и грудную клетку изнутри, от чего морщится и давится, потом откашливаясь в кулак. – Твоя забота, ну, совсем не тему. Смешно даже.

- Ты потише на поворотах, Ким. Я тебе цветочки носить не буду.

- А я и не прошу.

Они сидят на кухне ровно до того момента, как за стенкой раздаётся хриплый, тяжёлый кашель Чунхона. Первым рядом с мальчиком оказывается Химчан. Приподняв ещё не проснувшегося ребёнка, он гладит его по спине и что-то шепчет ему на ухо. Ёнгук не разбирает, что именно и вдруг ревнует. Потому что Чунхон ослабевшими руками хватается за чужие плечи и больным горлом хрипит в тонкую белую шею.

Когда приступ проходит, Химчан укладывает его обратно и держит кружку с водой, чтобы мальчик мог спокойно попить.

- Химчан-хён?

- Ммм?

- Хватит трахаться. Выспись, пожалуйста… - простывшим голосом хрипит Чунхон и закрывает глаза, засыпая.

Химчан оборачивается на Ёнгука и недовольно смотрит, на его самодовольную улыбку.

- Научил ребёнка, идиот… - шепчет Ким и усаживается на пол, опираясь спиной на кровать.

- Это он сам. – Ёнгук сел рядом. – Задумайся. Тебе даже дети говорят.

- Пошёл ты…

______

Чунхон продолжает болеть всю неделю и Ёнгуку приходится поселить на эту неделю Химчана к себе и делить с ним один узкий диван. Чунхон не позволяет спать рядом с собой, потому что заботится и не хочется заразить.

Только вот Ёнгук был категорически против.
На вторую ночь Чунхон начал дышать как-то слишком часто, впился пальцами в собственные плечи и разрыдался во сне. Ёнгук тогда с ума чуть не сошёл. Уже сорвался с места и хотел оказаться рядом со своим ребёнком, но его грубо схватили за локти и повалили обратно на диван. Химчан оказавшись сверху, крепко его держал, не давая шанса вырваться.

- Пусть разберётся со своими страхами. Дай ему попробовать разрушить свои иллюзии. Подумай о нём, Гук, – в темноте глаза Химчан казались не живыми и смотрели зло, но в тоже время с холодным спокойствием.

- Но он плачет, Ким. Отпусти меня… Я же с ума быстрей сойду.

- Что ты как тряпка, а? Чунхон сильный, понял? Понял, я спрашиваю?

Химчан сильнее сдавил плечи Ёнгука, от чего последний скривился и сдавленно, безвыходно прохрипел.

- Понял.

- Сейчас я тебя отпускаю, и ты остаёшься на месте, ладно?

Ёнгук кивает, зажмуривает глаза и чувствует, как исчезает тяжесть чужого тела.

Всю оставшеюся ночь Ёнгук не отпускает руку Химчана. Ким переплетает с ним пальцы и поворачивает друга к себе лицом. Часов до шести он смотрит ему в глаза и шепчет бессвязную речь о сильном Чунхоне, который со всем справится.

Когда Чунхон просыпается, Химчан отпускает Ёнгука и наблюдает, как его друг стоит на коленях перед кроватью и сжимает в объятиях мальчика. Ёнгук целует смазано в щёку и губы, а потом вытирает размазанные слёзы на чужом лице; снимает с Чунхона промокшую насквозь от пота футболку и осторожно касается длинных царапин на сгорбленных плечах.

- Тут трахайся – не трахайся, а с вами всё равно хрен выспишься, – хмуро ворчит Химчан, подавая Гуку зелёнку.

Чунхон смотрит на всё это немного растерянно. Он не понимает, почему у него так щипает плечи и почему Ёнгук такой взволнованно-испуганный.

- Ты у меня сильный мальчик, Чунхон. Обязательно поправишься.

II.

Про бульон, спортивную сумку и зелёные полосы.

Tablo - Airbag Feat. 나얼

Бардак внутри Чунхона разбавляется тёплым, кажется куриным бульоном. Он очень даже вкусный и совсем не противный, но после 3 кружки больше не хочется. Когда Чунхон сообщает об этом заботливому Химчану, тот только мотает головой и уговаривает на ещё одну. Просто у Чунхона жутко болит горло, и глотать что-то кроме тёплой жидкости ему больно. Вот Ким и думает, что ребёнка нужно хорошенько накормить.

Химчан вообще очень заботливый и какой-то не по-мужски хозяйственный.

Следующим днём Химчан уходит часа на два, оставляя Гука и Чунхона одних. Ёнгуку не терпится и он, не обращая внимания на слабое сопротивление, залезает под одеяло к Чунхону и торопливо, нервно целует сухие губы, часто прерываясь из-за постоянного кашля, вырывающегося из груди мальчишки. Сопротивляться у Чунхона нет сил. Он чуть сгибает ноги в коленях, между которыми Пан удобно устроил свою ногу, и пытается подстроиться под Ёнгука, который сегодня странный, сбивчивый, потерянный.

Они целуются час, не возбуждаясь, и потом Чунхон сдаётся. Вялость берёт верх, и тягучая ломота постепенно охватывает всё тело, разливая по конечностям неприятные ощущения. Чунхону плохо и хочется зарыться поглубже в одеяло и подушку, чтобы перья заполнили лёгкие. Чтобы мягкие, невесомые перья изнутри грели и фильтровали вдыхаемый воздух. Хочется, а вместо этого только ощутимая такая проволока плавится внутри и принимает свободные формы.
Присутствие Ёнгука не спасает от всего этого. Он держит за руку и смотрит в потолок, напевая одну из тех мелодий, под которую Чунхон любит танцевать в небольшой студии своего хёна.

Ещё через час приходит Химчан. Вместе с собой он приносит спортивную сумку с вещами, личным шампунем и книгой Голдинга.

Ёнгук готовится к тому, что у него наверняка будет болеть спина. Потому что диван узкий для двух взрослых парней, а болеющего Чунхона он туда не положит.
Ёнгук вздыхает и понимает, что всё идёт правильным ходом.

С этого момента Чунхон начинает пить бульон. Надоедающий после трёх кружек бульон.

Часам к семи, когда Чунхон привык болтаться с Ёнгуком по городу, Химчан садится на кровать к стенке и читает вслух ту самую книгу, которую принёс. Чунхон жутко благодарен хёну, потому что читают ему с самого начала, хотя картонная красная закладка уже давно перескочила где-то за середину.

Ёнгук тоже слушает. Ему не настолько интересна книга, насколько интересно слушать Кима. Он читает с пониманием и старается донести какой-то далеко спрятанный смысл. Только Ёнгук его не улавливает, а только впитывает чуть хриплый, размеренный голос Химчана.
У них снова всё как-то хорошо и спокойно.

Минут через 25 Чунхон незаметно для остальных засыпает и сползает вниз с подушки, теряясь в огромном белом одеяле, словно ныряет вглубь густой пены, откуда никто не собирается его вытаскивать.

Химчан и Ёнгук снова пьют на кухне. Пьют кофе и чай. Химчан по привычке отхлёбывает много за раз и ему кажется, что по рёбрам у него стекает горячий водопад крепкого кофе, а Ёнгук смеётся глазами и ждёт, когда остынет его чай.
У них тоже принято.

- Может, сегодня погуляешь по бабам, Химчан? Я за Чунхоном присмотреть смогу.

- Мне показалось или ты меня сейчас дураком назвал, а?

- Не показалось, - вздыхает Ёнгук, после небольшой паузы и сразу вспоминает, куда он убрал зелёнку.

- Мне тебе ещё раз сказать, что Чунхон сам должен выкинуть из своей светленькой головки эти страшные сказки, Гук? Ты же понимаешь, что, чем скорее, тем лучше. – Химчан допивает кофе, и морщиться, будто от больного зуба. – Горький он у тебя. Жуть просто.

Ёнгук понимает. Отворачивается и смотрит в стену, за которой спит его ребёнок. Пока ещё спокойным, ничем не обеспокоенным, сном.

- Но почему именно сейчас? Пусть переболеет, а там уже...

- А там уже меня здесь не будет и ты, слабовольная тряпка, нихрена не сумеешь себя сдержать.

- Ким, следи за своим языком. У меня же помимо воли ещё и нервы слабые.

- Знаем-знаем, Гук. Но ты должен. Твои плечи уже натерпелись.

Химчан снова ложится к нему лицом и крепко держит за руку, вторую подложив под голову, чтобы быть чуть выше. Он только после душа и Ёнгук чувствует совершенно новый запах в этой квартире. Запах чужого шампуня. Это что-то похожее на гранат, потому что перед глазами вдруг всё рубиновое и густое.
Ёнгук видит в глазах напротив огромное, всёохватывающие спокойствие, которое небольшими волнами постепенно накатывает на него и расслабляет, погружая в лёгкую дрёму.
Ёнгук почти засыпает, рисуя в голове слегка пухлые губы Чунхона, как вдруг эти самые губы раскрываются в немом крике и уже реальный Чунхон начинает ворочаться и сминать одеяло, обхватывая собственные плечи.
Начинается, понимает Ёнгук. Понимает Химчан и зачем-то двигается ближе, закидывая ногу на чужие бёдра.

- На всякий случай, - объясняет Ким, но Ёнгук уже не слышит.

На следующее утро у Чунхона не проходят зелёные линии. Они становятся ярче и не намного длиннее.

- Так нужно, - говорит Ёнгук и целует мальчишку в лоб. – Чтобы ты скорее поправился.

Чунхон Ёнгуку верит. Верит его улыбке, сонным глазам и, пока еле различимым, тёмным пятнам под глазами. Чунхон искреннее всему этому верит и пересаживается на колени к Ёнгуку, целуя его в губы по-взрослому. Вчера так не получилось, а сейчас за ними наблюдает Химчан. Только он совсем не мешает. Чунхон хочет показать, что ему куда лучше.

А потом Ёнгук уходит в студию. Дописывать песни и на обратной дороге купить ребёнку газировки, чтобы как-то поднять ему настроение. Чунхон тоже хочет с Ёнгуком. Хочет станцевать под его музыку и хочет его на синем клетчатом диване.

Химчан закрывает за Ёнгуком дверь и возвращается к Чунхону, который пока с удовольствием пьёт только что приготовленный бульон.

- Тебе Ёнгук говорит, что я постоянно не ночую дома?

- Неа. Просто от тебя чужими людьми, Химчан-хён, за километр несёт. – Чунхон делает глоток и чувствует, как бардак внутри до этого стоявший как попало на выдуманных полках, вдруг разом падает на пол. – Почитаешь ещё, хён?