04.10.2013 в 18:42
Пишет Яблочная~:Plastic Tree
«Plastic Tree» — это сказочка, которую я буду писать не знаю сколько. я очень хотела, чтобы она получилась светлой, но, видимо, меня уже не исправить.
(зато здесь есть дружба и яблоневый сад, тоже неплохо, м?)
prologue1.
— Твою мать!
на самом деле Чунхон хочет сказать не это, а что-нибудь покрепче и порезче, хотя в идеале было бы совсем промолчать и попытаться свернуть куда-нибудь в сторону, правда, выбор у него небольшой: дерево или какой-то пацан впереди, и Чунхон бы выбрал дерево, но сегодня он на новом скейте, поэтому, может быть, в следующий раз.
первое, что Чунхон видит, открывая глаза, — это небо, он таращится на него, голубое и глупое, а в руке слабо покалывает, словно крохотными иголочками, и от этого становится горячо. он приподымается на локте (мир тут же начинает вертеться перед глазами), моргает и наконец чувствует боль.
болит вся правая сторона тела, болит и как будто горит. Чунхон слабо стонет и пытается сесть — получается не сразу.
краем глаза он цепляет скейт — целый и невредимый — и с облегчением выдыхает. а потом Чунхон замечает рваную дыру на джинсах и капельки крови на футболке, чёрт же дёрнул его надеть белую именно сегодня.
больно; Чунхон разглядывает руку: вся раскрасневшаяся, у локтя кожа стёрта об асфальт, тут и там — маленькие пятнышки грязи, смываемые каплями крови (они сбегаются вместе в крошечных алых змеек и ползут по коже; от них потом тепло и влажно).
— Эй, ты как?
Чунхон подымает глаза и встречается с встревоженным взглядом.
он совершенно не понимает "как он", поэтому неловко шевелит рукой и тут же тихо шипит от боли.
пока пацан аккуратно ощупывает его кисть, Чунхон разглядывает его руки — ладони небольшие и неожиданно нежные, пальцы тонкие и узкие, а вот плечи у него широкие, мощные.
— Вывих. До больницы дотерпишь? Тут минут семь идти.
устало кивнув, Чунхон пытается встать и едва не теряет равновесие, но чужая сильная рука сжимает плечо, помогая выравняться.
— Спасибо.
у пацана узкие глаза, словно две полоски, проведённые чёрным маркером, высокие скулы и нелепая родинка на носу, которую Чунхон сначала принимает за крошечную ранку. он смотрит с участием и какой-то жалостью, и Чунхону хочется надрать ему морду, но, кажется, сейчас на самом деле не подходящий момент.
пацан подбирает чунхонов скейт и хватает Чунхона за руку чуть выше локтя (в этот момент Чунхон осознаёт, что выше пацана на полголовы), конвоируя за собой.
Чунхон послушно идёт рядом едва переставляя ноги; по запястью к пальцам скользят ручейки крови, это немного неприятно, и Чунхон хочет почесать руку, но думает, что это как-то… неприлично.
(хотя вообще-то ему всё равно, что подумает этот парень: Чунхон сбил его на скейте, какие ещё проблемы?)
— Ты сам-то цел?
он спрашивает просто из вежливости, хотя — опять же — он сбил его на скейте и что здесь вообще происходит?
— Всё в порядке.
пацан улыбается и ускоряет шаг, Чунхону ничего другого не остаётся, кроме как стиснуть зубы и волочиться следом.
в больнице с него снимают майку и просят спустить штаны до середины бедра, мажут бок и руку чем-то пахучим. кисть закрепляют в одном положении повязкой, и Чунхон вдруг ощущает себя однобоким бандитом.
в больничном коридоре его дожидается всё тот же пацан — Чунхон замечает у него на локте пятно зелёнки — видимо, всё-таки ушибся – и испытывает что-то похожее на чувство вины.
— Я проведу тебя домой.
Чунхон не возражает.
они идут по тенистым улочкам крохотного городского парка, когда небо окрашивает в персиковый, розовый и ярко-оранжевый; Чунхон застывает на месте запрокинув голову так, что начинает болезненно ныть шея.
в этом ярко-жёлтом солнце и мягком, тёплом небе Чунхон видит образы уходящего дня, нечёткие следы августа и тонкие дорожки крови.
(а ещё Чунхон замечает в небе родинку, но это неважно)
— Чоноп.
— Чунхон.
они пожимают друг другу руки, и Чоноп кладёт ладонь Чунхону на талию, делая шаг вперёд. и в тот момент, когда они на секунду встречаются взглядами, Чунхон вдруг понимает, что этот едва знакомый пацан — в будущем кто-то очень важный для него.
12.
Чунхон перебирается к Химчану, когда мать уезжает к бабушке в Инчон, у неё что-то с сердцем, почками и головой; Чунхон испытывает нечто вроде лёгкого сожаления, услышав об этом, а потом как-то быстро забывает.
он не такой уж и неблагодарный ребёнок вообще-то, просто когда тебе немного за семнадцать, думать о подобном тяжело. становится страшно: неужели я тоже буду таким? больным, беспомощным, старым? это ужасно, правда, лучше просто забыть и подождать, пока вода не перестанет шевелить тёмные камни у него в животе.
Чунхон перебирается к Химчану, в уютную двухкомнатную квартирку (окна у неё выходят на старый яблоневый сад; Чунхону нравится, как между серыми стволами по влажной от росы траве стелется утренний туман: есть в этом что-то завораживающее и отталкивающее одновременно), где в своё распоряжение получает мягкий кремового цвета диван и полгостиной.
Химчан, кажется, рад его переезду, только Чунхон даже после недели совместного проживания чувствует себя неловко, словно он незваный гость, который, может, и дорог хозяину, но выбрал неподходящий момент для визита. Химчан по этому поводу ничего не говорит, а Чунхон как-то не решается спрашивать: боится, что попросит уехать при первой же возможности.
Чунхон заново привыкает видеть Химчана каждый день, утром-днём-вечером, иногда — во снах, привыкает сидеть с ним за одним обеденным столом, но зубные щётки путает с завидным постоянством. ему нравится такой порядок вещей, даже несмотря на то, что он чувствует себя самую малость неуместным. это пройдёт, главное, чтобы не к тому моменту, когда нужно будет возвращаться к матери.
она звонит каждый вечер: пару минут расспрашивает Чунхона о прошедшем дне, о школе и о том, как они с Химчаном питаются, а потом тот отбирает у Чунхона трубку и долго о чём-то разговаривает сидя на кухне.
(он прикрывает дверь, словно говорит не для твоих это ушей, и Чунхон послушно уходит в гостиную, цепляет наушники и включает первый попавшийся трэк)
(это на самом деле ничерта не его дело)
3.
у Химчана в комнате висит изрисованный фломастерами плакат SNSD — Чунхон замечает его как-то раз, пройдя мимо; внутри он толком так ни разу и не был: Химчан не зовёт, а Чунхон и не лезет, хотя был бы не прочь взглянуть. комната Химчана представляется ему чем-то вроде параллельной Вселенной, в которой у каждой вещи своё место и присутствие Химчана почти физически ощутимо.
а ещё у Химчана есть лучший друг — его зовут Банг Ёнгук, ему двадцать три, он как-то заходит к ним домой, выпивает полкружки кофе и быстро прощается.
(ещё Ёнгук заходит к Химчану в комнату, и Чунхон неожиданно чувствует желчь во рту, потом долго стоит над раковиной и плюётся, а противное чувство всё не уходит и не уходит)
позже они знакомятся ближе — Ёнгук относится к Чунхону как к хорошему приятелю несмотря на разницу в возрасте, и тот почти забывает.
но это "почти" бьётся где-то в горле.
когда Ёнгук приобнимает Химчана за плечи, Чунхону кажется, что у него в горле сидит жаба — большая и тёмно-зелёная.
и Чунхон сам как она.
(скользкий и какой-то мутный. что ему вообще рядом с Химчаном делать?)
(словно эту самую жабу бросили в аквариум с золотой рыбкой. Чунхон не думает, что Химчан похож на неё, просто других рыб он как-то не знает)
4.
он знакомит Химчана с Чонопом — они неловко кланяются друг другу и ведут себя немного скованно, но потом Чоноп хвалит химчанову стряпню, и Чунхон понимает: всё.
Чоноп задаёт вопросы, Чунхон на них отвечает предельно честно. говорит, что они с Химчаном братья, правда, от этого у них одно название и кровного родства между ними нет. рассказывает, что Химчан старше на бесконечные шесть лет, что раньше они жили в одной комнате и часто-часто ругались. Чоноп спрашивает, ругаются ли они сейчас, и Чунхон смеётся.
нет, уже не ругаемся.
Чоноп смешно морщится, и Чунхон легко ударяет его пальцем по родинке на носу.
Чоноп остаётся у них на ночь, и Чунхон отдаёт ему свою старую растянутую футболку. Химчан выделяет им пачку "lays" со вкусом краба и называет Чонопа принцессой.
тот, кажется, не против.
они укладываются спать далеко за полночь, и Чоноп ещё полчаса сонно бубнит что-то про покемонов и нижний брейк.
Чунхону нравится такой порядок вещей.
25.
чувство неуместности и вправду скоро проходит, и Чунхону становится намного лучше. есть во всём этом что-то правильное, и внутри сладко тянет, когда Химчан кладёт голову Чунхону на колени, устало прикрывая глаза. ему тяжело: приходится думать о двоих и за двоих тоже.
это приятно, когда Химчан заботится о нём, и заботиться о Химчане тоже приятно. в какой-то момент Чунхон даже чувствует себя по-настоящему нужным — от этого в груди становится тесно и горячо, словно под рёбра засунули кусочек солнца.
Чунхон прикладывает руки к груди.
там — бьётся и слабо пульсирует что-то. живое и трепетное, а ещё ласковое, словно пытающееся прильнуть к рукам, и Чунхону обжигает ладони даже сквозь майку.
Химчан тихонько посапывает у него на коленях, и Чунхон бедром чувствует тепло его щеки и размеренное дыхание.
он касается химчановых волос, пропускает мягкие прядки между пальцев, да так и замирает.
Чунхон думает, что незаслуженно счастлив.
6.
(если ранним утром присмотреться к яблоневому саду, можно различить смутные силуэты, скользящие между деревьев)
7.
Чоноп часто приходит по вечерам. тогда Чунхон откладывает учебники в сторону (сбрасывает на пол), готовит ужин (заваривает лапшу быстрого приготовления) и танцует перед Чонопом в глупых шортах с рисунком из синих грустных щенков (танцует с Чонопом и для Чонопа).
с Чонопом легко и спокойно, и Чунхон безумно рад, что знаком с ним, хотя джинсы и футболку жаль до сих пор, но оно на самом деле того стоило. рука уже давно абсолютно здорова, только разодранный правый бок продолжает заживать. из-за этого спать на нём неудобно, но Чунхон почти не обращает на это внимания.
всё проходит.
(и это пройдёт)
как-то вечером звонит мама, говорит, что бабушке хуже, а потом начинает всхлипывать. говорит, что тяжело и страшно, а ещё очень больно.
(безнадёжно)
Чунхон отбрасывает трубку на другой конец дивана, даже не нажав на отбой. в комнату заглядывает Химчан и, потрепав Чунхона по голове, забирает телефон.
он уходит на кухню, плотно закрыв за собой дверь, и Чунхону вдруг становится совсем-совсем плохо.
Чоноп не спрашивает ни о чём. в его взгляде Чунхон опять видит жалость, прямо как тогда. хочется, чтобы стало ещё и больно.
— Ну.
и в этом чоноповом "ну" столько всего, что Чунхон готов взорваться.
лопнуть, как воздушный шарик.
— Угу.
Чоноп кивает и тепло улыбается. потому что Чоноп понимает.
а ещё очень хорошо чувствует Чунхона.
тот не знает, как выразить это словами. это просто есть. словно Чоноп там, внутри, рядом с кусочком солнца. обжигает.
ночуют они опять вместе; Чоноп вновь надевает чунхонову футболку, которую уже считает своей. они до трёх ночи смотрят смешные видео на ютубе, а потом в дверном проёме появляется заспанный и сердитый Химчан, разбуженный смехом, и гонит их спать.
когда устроившийся на полу Чоноп перестаёт ворочаться и засыпает, Чунхон прикладывает руку к груди.
под ладонью вразнобой что-то тихо бьётся.
(словно мотылёк о стекло, Чунхон бы выпустил его на свободу, но он самую малость эгоистичный мальчик)
Чунхон засыпает под утро, когда не остаётся сил сидеть у окна, разглядывая яблоневый сад внизу; засыпает совершенно разбитый и уставший. он спит три бесконечно долгих часа — хотя это больше похоже на погружение в холодную мутную воду — и за это время успевает прожить чью-то жизнь от начала и до конца.
проснувшись, он совсем не помнит, кем был во сне.
может, мотыльком, посаженным в банку.
(в банке тесно для дрожащих крыльев и красная пластмасса крышки вместо неба)
8.
старый яблоневый сад снится ему следующие несколько дней, а ещё чоноповы руки на его плечах и чёрные, горькие химчановы глаза. Химчан у Чунхона во снах похож на кофе и на вкус он тоже как кофе.
Чунхон просыпается и чувствует его у себя на языке.
мама за всю неделю звонит всего один раз, но разговаривает с ней один Химчан, а потом , мрачный, запирается у себя в комнате.
Чунхон садится на пол в коридоре и прислоняется спиной к двери.
там — тихо.
в груди — тоже.
tbc~
URL записи«Plastic Tree» — это сказочка, которую я буду писать не знаю сколько. я очень хотела, чтобы она получилась светлой, но, видимо, меня уже не исправить.
(зато здесь есть дружба и яблоневый сад, тоже неплохо, м?)
«когда ты молод, красив и светел»
prologue1.
— Твою мать!
на самом деле Чунхон хочет сказать не это, а что-нибудь покрепче и порезче, хотя в идеале было бы совсем промолчать и попытаться свернуть куда-нибудь в сторону, правда, выбор у него небольшой: дерево или какой-то пацан впереди, и Чунхон бы выбрал дерево, но сегодня он на новом скейте, поэтому, может быть, в следующий раз.
первое, что Чунхон видит, открывая глаза, — это небо, он таращится на него, голубое и глупое, а в руке слабо покалывает, словно крохотными иголочками, и от этого становится горячо. он приподымается на локте (мир тут же начинает вертеться перед глазами), моргает и наконец чувствует боль.
болит вся правая сторона тела, болит и как будто горит. Чунхон слабо стонет и пытается сесть — получается не сразу.
краем глаза он цепляет скейт — целый и невредимый — и с облегчением выдыхает. а потом Чунхон замечает рваную дыру на джинсах и капельки крови на футболке, чёрт же дёрнул его надеть белую именно сегодня.
больно; Чунхон разглядывает руку: вся раскрасневшаяся, у локтя кожа стёрта об асфальт, тут и там — маленькие пятнышки грязи, смываемые каплями крови (они сбегаются вместе в крошечных алых змеек и ползут по коже; от них потом тепло и влажно).
— Эй, ты как?
Чунхон подымает глаза и встречается с встревоженным взглядом.
он совершенно не понимает "как он", поэтому неловко шевелит рукой и тут же тихо шипит от боли.
пока пацан аккуратно ощупывает его кисть, Чунхон разглядывает его руки — ладони небольшие и неожиданно нежные, пальцы тонкие и узкие, а вот плечи у него широкие, мощные.
— Вывих. До больницы дотерпишь? Тут минут семь идти.
устало кивнув, Чунхон пытается встать и едва не теряет равновесие, но чужая сильная рука сжимает плечо, помогая выравняться.
— Спасибо.
у пацана узкие глаза, словно две полоски, проведённые чёрным маркером, высокие скулы и нелепая родинка на носу, которую Чунхон сначала принимает за крошечную ранку. он смотрит с участием и какой-то жалостью, и Чунхону хочется надрать ему морду, но, кажется, сейчас на самом деле не подходящий момент.
пацан подбирает чунхонов скейт и хватает Чунхона за руку чуть выше локтя (в этот момент Чунхон осознаёт, что выше пацана на полголовы), конвоируя за собой.
Чунхон послушно идёт рядом едва переставляя ноги; по запястью к пальцам скользят ручейки крови, это немного неприятно, и Чунхон хочет почесать руку, но думает, что это как-то… неприлично.
(хотя вообще-то ему всё равно, что подумает этот парень: Чунхон сбил его на скейте, какие ещё проблемы?)
— Ты сам-то цел?
он спрашивает просто из вежливости, хотя — опять же — он сбил его на скейте и что здесь вообще происходит?
— Всё в порядке.
пацан улыбается и ускоряет шаг, Чунхону ничего другого не остаётся, кроме как стиснуть зубы и волочиться следом.
в больнице с него снимают майку и просят спустить штаны до середины бедра, мажут бок и руку чем-то пахучим. кисть закрепляют в одном положении повязкой, и Чунхон вдруг ощущает себя однобоким бандитом.
в больничном коридоре его дожидается всё тот же пацан — Чунхон замечает у него на локте пятно зелёнки — видимо, всё-таки ушибся – и испытывает что-то похожее на чувство вины.
— Я проведу тебя домой.
Чунхон не возражает.
они идут по тенистым улочкам крохотного городского парка, когда небо окрашивает в персиковый, розовый и ярко-оранжевый; Чунхон застывает на месте запрокинув голову так, что начинает болезненно ныть шея.
в этом ярко-жёлтом солнце и мягком, тёплом небе Чунхон видит образы уходящего дня, нечёткие следы августа и тонкие дорожки крови.
(а ещё Чунхон замечает в небе родинку, но это неважно)
— Чоноп.
— Чунхон.
они пожимают друг другу руки, и Чоноп кладёт ладонь Чунхону на талию, делая шаг вперёд. и в тот момент, когда они на секунду встречаются взглядами, Чунхон вдруг понимает, что этот едва знакомый пацан — в будущем кто-то очень важный для него.
12.
Чунхон перебирается к Химчану, когда мать уезжает к бабушке в Инчон, у неё что-то с сердцем, почками и головой; Чунхон испытывает нечто вроде лёгкого сожаления, услышав об этом, а потом как-то быстро забывает.
он не такой уж и неблагодарный ребёнок вообще-то, просто когда тебе немного за семнадцать, думать о подобном тяжело. становится страшно: неужели я тоже буду таким? больным, беспомощным, старым? это ужасно, правда, лучше просто забыть и подождать, пока вода не перестанет шевелить тёмные камни у него в животе.
Чунхон перебирается к Химчану, в уютную двухкомнатную квартирку (окна у неё выходят на старый яблоневый сад; Чунхону нравится, как между серыми стволами по влажной от росы траве стелется утренний туман: есть в этом что-то завораживающее и отталкивающее одновременно), где в своё распоряжение получает мягкий кремового цвета диван и полгостиной.
Химчан, кажется, рад его переезду, только Чунхон даже после недели совместного проживания чувствует себя неловко, словно он незваный гость, который, может, и дорог хозяину, но выбрал неподходящий момент для визита. Химчан по этому поводу ничего не говорит, а Чунхон как-то не решается спрашивать: боится, что попросит уехать при первой же возможности.
Чунхон заново привыкает видеть Химчана каждый день, утром-днём-вечером, иногда — во снах, привыкает сидеть с ним за одним обеденным столом, но зубные щётки путает с завидным постоянством. ему нравится такой порядок вещей, даже несмотря на то, что он чувствует себя самую малость неуместным. это пройдёт, главное, чтобы не к тому моменту, когда нужно будет возвращаться к матери.
она звонит каждый вечер: пару минут расспрашивает Чунхона о прошедшем дне, о школе и о том, как они с Химчаном питаются, а потом тот отбирает у Чунхона трубку и долго о чём-то разговаривает сидя на кухне.
(он прикрывает дверь, словно говорит не для твоих это ушей, и Чунхон послушно уходит в гостиную, цепляет наушники и включает первый попавшийся трэк)
(это на самом деле ничерта не его дело)
3.
у Химчана в комнате висит изрисованный фломастерами плакат SNSD — Чунхон замечает его как-то раз, пройдя мимо; внутри он толком так ни разу и не был: Химчан не зовёт, а Чунхон и не лезет, хотя был бы не прочь взглянуть. комната Химчана представляется ему чем-то вроде параллельной Вселенной, в которой у каждой вещи своё место и присутствие Химчана почти физически ощутимо.
а ещё у Химчана есть лучший друг — его зовут Банг Ёнгук, ему двадцать три, он как-то заходит к ним домой, выпивает полкружки кофе и быстро прощается.
(ещё Ёнгук заходит к Химчану в комнату, и Чунхон неожиданно чувствует желчь во рту, потом долго стоит над раковиной и плюётся, а противное чувство всё не уходит и не уходит)
позже они знакомятся ближе — Ёнгук относится к Чунхону как к хорошему приятелю несмотря на разницу в возрасте, и тот почти забывает.
но это "почти" бьётся где-то в горле.
когда Ёнгук приобнимает Химчана за плечи, Чунхону кажется, что у него в горле сидит жаба — большая и тёмно-зелёная.
и Чунхон сам как она.
(скользкий и какой-то мутный. что ему вообще рядом с Химчаном делать?)
(словно эту самую жабу бросили в аквариум с золотой рыбкой. Чунхон не думает, что Химчан похож на неё, просто других рыб он как-то не знает)
4.
он знакомит Химчана с Чонопом — они неловко кланяются друг другу и ведут себя немного скованно, но потом Чоноп хвалит химчанову стряпню, и Чунхон понимает: всё.
Чоноп задаёт вопросы, Чунхон на них отвечает предельно честно. говорит, что они с Химчаном братья, правда, от этого у них одно название и кровного родства между ними нет. рассказывает, что Химчан старше на бесконечные шесть лет, что раньше они жили в одной комнате и часто-часто ругались. Чоноп спрашивает, ругаются ли они сейчас, и Чунхон смеётся.
нет, уже не ругаемся.
Чоноп смешно морщится, и Чунхон легко ударяет его пальцем по родинке на носу.
Чоноп остаётся у них на ночь, и Чунхон отдаёт ему свою старую растянутую футболку. Химчан выделяет им пачку "lays" со вкусом краба и называет Чонопа принцессой.
тот, кажется, не против.
они укладываются спать далеко за полночь, и Чоноп ещё полчаса сонно бубнит что-то про покемонов и нижний брейк.
Чунхону нравится такой порядок вещей.
25.
чувство неуместности и вправду скоро проходит, и Чунхону становится намного лучше. есть во всём этом что-то правильное, и внутри сладко тянет, когда Химчан кладёт голову Чунхону на колени, устало прикрывая глаза. ему тяжело: приходится думать о двоих и за двоих тоже.
это приятно, когда Химчан заботится о нём, и заботиться о Химчане тоже приятно. в какой-то момент Чунхон даже чувствует себя по-настоящему нужным — от этого в груди становится тесно и горячо, словно под рёбра засунули кусочек солнца.
Чунхон прикладывает руки к груди.
там — бьётся и слабо пульсирует что-то. живое и трепетное, а ещё ласковое, словно пытающееся прильнуть к рукам, и Чунхону обжигает ладони даже сквозь майку.
Химчан тихонько посапывает у него на коленях, и Чунхон бедром чувствует тепло его щеки и размеренное дыхание.
он касается химчановых волос, пропускает мягкие прядки между пальцев, да так и замирает.
Чунхон думает, что незаслуженно счастлив.
6.
(если ранним утром присмотреться к яблоневому саду, можно различить смутные силуэты, скользящие между деревьев)
7.
Чоноп часто приходит по вечерам. тогда Чунхон откладывает учебники в сторону (сбрасывает на пол), готовит ужин (заваривает лапшу быстрого приготовления) и танцует перед Чонопом в глупых шортах с рисунком из синих грустных щенков (танцует с Чонопом и для Чонопа).
с Чонопом легко и спокойно, и Чунхон безумно рад, что знаком с ним, хотя джинсы и футболку жаль до сих пор, но оно на самом деле того стоило. рука уже давно абсолютно здорова, только разодранный правый бок продолжает заживать. из-за этого спать на нём неудобно, но Чунхон почти не обращает на это внимания.
всё проходит.
(и это пройдёт)
как-то вечером звонит мама, говорит, что бабушке хуже, а потом начинает всхлипывать. говорит, что тяжело и страшно, а ещё очень больно.
(безнадёжно)
Чунхон отбрасывает трубку на другой конец дивана, даже не нажав на отбой. в комнату заглядывает Химчан и, потрепав Чунхона по голове, забирает телефон.
он уходит на кухню, плотно закрыв за собой дверь, и Чунхону вдруг становится совсем-совсем плохо.
Чоноп не спрашивает ни о чём. в его взгляде Чунхон опять видит жалость, прямо как тогда. хочется, чтобы стало ещё и больно.
— Ну.
и в этом чоноповом "ну" столько всего, что Чунхон готов взорваться.
лопнуть, как воздушный шарик.
— Угу.
Чоноп кивает и тепло улыбается. потому что Чоноп понимает.
а ещё очень хорошо чувствует Чунхона.
тот не знает, как выразить это словами. это просто есть. словно Чоноп там, внутри, рядом с кусочком солнца. обжигает.
ночуют они опять вместе; Чоноп вновь надевает чунхонову футболку, которую уже считает своей. они до трёх ночи смотрят смешные видео на ютубе, а потом в дверном проёме появляется заспанный и сердитый Химчан, разбуженный смехом, и гонит их спать.
когда устроившийся на полу Чоноп перестаёт ворочаться и засыпает, Чунхон прикладывает руку к груди.
под ладонью вразнобой что-то тихо бьётся.
(словно мотылёк о стекло, Чунхон бы выпустил его на свободу, но он самую малость эгоистичный мальчик)
Чунхон засыпает под утро, когда не остаётся сил сидеть у окна, разглядывая яблоневый сад внизу; засыпает совершенно разбитый и уставший. он спит три бесконечно долгих часа — хотя это больше похоже на погружение в холодную мутную воду — и за это время успевает прожить чью-то жизнь от начала и до конца.
проснувшись, он совсем не помнит, кем был во сне.
может, мотыльком, посаженным в банку.
(в банке тесно для дрожащих крыльев и красная пластмасса крышки вместо неба)
8.
старый яблоневый сад снится ему следующие несколько дней, а ещё чоноповы руки на его плечах и чёрные, горькие химчановы глаза. Химчан у Чунхона во снах похож на кофе и на вкус он тоже как кофе.
Чунхон просыпается и чувствует его у себя на языке.
мама за всю неделю звонит всего один раз, но разговаривает с ней один Химчан, а потом , мрачный, запирается у себя в комнате.
Чунхон садится на пол в коридоре и прислоняется спиной к двери.
там — тихо.
в груди — тоже.
tbc~